Романа, конечно, сложившаяся ситуация крайне расстроила. Он прекрасно помнил, как воодушевилась Цукихиме от своей идеи, а сейчас она явно сдерживала совершенно другие эмоции... и это совершенно невозможно было так и оставить, но и как поправить, ничего не испортив (а возможность испортить очевидно была), он совершенно не представлял...
- Похоже, я с самого начала все неправильно понял, - с искренним сожалением в голосе сказал он, коснувшись ее руки. - И поэтому тебя расстроил. Но, честное слово, я ни секунды не сомневался ни в тебе, ни в твоих словах, и только пытался разобраться, что именно нужно для твоей задумки... прости, что разочаровал, я очень постараюсь больше такого не делать.
Конечно, для этого было бы неплохо разобраться, что именно пошло не так, но конкретно сейчас Цукихиме была явно не в том состоянии, чтобы отвечать на расспросы.
Он даже и вопросы-то не решился задавать, чтобы это не прозвучало, как попытка какого-то давления. И в сложившейся ситуации признать свою ответственность и извиниться - это, кажется, было единственное, что он вообще мог сделать. Тем более, он в этом не видел совершенно ничего унизительного для себя, и это даже не звучало, как попытка оправдаться - его правда расстраивало изменение настроения Цукихиме, а не что-то еще. И, конечно, никаких попыток поставить под сомнение ощущения Цукихиме в его тоне тоже не было - если она и поняла что-то не так, то это потому, что он что-то не то или не так сказал, пусть и невольно.
В любом случае, его совершенно точно больше тревожило сейчас настроение Цукихиме, чем что-нибудь еще, и эта тревога тоже неуловимо чувствовалась в интонациях и жестах.
